Паротурбоход "Советский Союз"
Из воспоминаний Михаила Матвеева
"Советский Союз" — с 1953 года советский, первоначально германский океанский лайнер, спущенный на воду на верфи Blohm + Voss в 1922 году под именем Albert Ballin, в 1935 переименован в Hansa. Списан в 1980 году под названием "Тобольск", в 1982 продан на лом и разрезан в Гонконге. Лайнер "Советский Союз" длительное время являлся самым крупным пассажирским судном в СССР.
Новый, 1976 год встречал я дважды, хотя первое из этих двух новогодних празднеств было, конечно, досрочное. Отпуск выпал на декабрь. Недолго думая, направил свои стопы в тогдашнее туристическое бюро во Владивостоке и предложил свои услуги: пойти руководителем группы в готовящийся на этот последний месяц года круиз "Из зимы в лето". Опыт у меня такой уже был, в студентах ходил пару раз групповодом в круиз "По морям и землям Дальнего Востока".
Круиз “Из зимы в лето” был рассчитан на две с половиной недели. За это время турбоход "Советский Союз" должен был из Владивостока сходить в тропики, на экватор и вернуться обратно. Вот он стоит, серебристо-серый, у причальной стенки. Огромный, даже несколько громоздкий, издали как бы прошитый двойными строчками иллюминаторов. Довольно старая "посудина" - это трофейный гитлеровский корабль, ранее носил имя немецкого генерала времен первой мировой войны. Во вторую мировую турбоход был затоплен, поднят, реставрирован, получил новое имя "Советский Союз" и продолжал служить теперь уже нам.
Мне приходилось до этого пересекать экватор, это было на военной службе, и наш корабль имел "кондишен", на "Советском Союзе" система кондиционирования воздуха, естественно, отсутствовала. Пожалуй, это единственное, что несколько омрачало отдых. Из-за тропической жары порой было не уснуть там, на экваторе. Отличался этот круиз от предыдущего, о коем шла речь выше, еще тем, что весь его надо было провести на корабле, не сходя на берег.
Итак, "Советский Союз" двинулся в морское путешествие, пенится за кормой кильватерная струя. В лютый декабрь через несколько дней туристы уже загорали на верхней палубе. Но перед этим мы проходили Цусимский пролив. Звучат мелодии "Плещут холодные волны...", "Наверх вы, товарищи, все по местам...". И там, где несколько десятилетий назад морская пучина поглотила российских героев, мы торжественно опускаем в воду венок. Дань памяти.
Когда проходили Тайвань, слегка штормило. Выныривали из туманной мороси какие-то странные длинноносые китайские суденышки, подозрительно вертелись подле нашего судна, сопровождали его какое-то время и молча исчезали. А мы “топали” дальше. Вскоре уже и солнце стало баловать круизян. Кто-то, “дорвавшись до бесплатного”, сразу и обгорел, страдал потом в тропиках от невозможности позагорать.
На пятые сутки морского путешествия произошло ЧП. Один из туристов, даже фамилию его помню - Курилов, ночью пропал, когда проходили мимо Филиппинских островов. Упал за борт и утонул? Сбежал? Мы терялись в догадках. Хотя вскоре твердо было заявлено: рванул на Филиппины, в “загнивающий” капитализм. На корабле было два тайных сотрудника КГБ, видимо, они получили эту информацию. Кстати, одного мы вычислили сразу. Он входил, как и мы, в дирекцию круиза - состоял в должности замдиректора. Директором же был Марк Раппопорт, невысокий, подвижный, талантливо исполнявший свою роль. Он постоянно вещал по корабельной ГГС, всегда бодро, весело, с юмором и выдумкой. Зам-кагэбэшник пытался подражать ему. Получалось неуклюже, мы больше посмеивались над ним, а не над его шуточками. Позже я узнал и второго тайного агента. Со мной в каюте жил еще один групповод Толя Роголев (ныне покойный, светлая ему память, КГБ зря точило на нем свои когти), тоже журналист по образованию (подвизавшийся в основном в сфере туризма) и отъявленный диссидент по духу. Вот меня “замдиректора” как-то и водил на “исповедь” к своему патрону по поводу Роголева, рассекретив таким образом его для меня. Это была женщина, шла она в круиз как туристка. Я никогда ни на кого не стучал, поэтому добиться от меня чего-то существенного им не удалось.
Но вернемся к перебежчику. Он все предусмотрел, даже билет, чтобы не вызывать подозрений, у него на обратный путь в Ленинград имелся, лежал вместе с паспортом у групповода (документы туристы сдавали). Курилов был ученый-океанограф, занимался созданием батискафов. Мотивы побега - из-за того, что его родители в свое время были репрессированы, не пускали в загранпоездки на симпозиумы и прочие научные “вылазки”. Для протеста он и выбрал такой путь. Мы прикидывали, как он это сделал? В овальный иллюминатор, который открывался посередине, поперек самого себя, он не протиснулся бы. Вероятно, спустился по штормтрапу на корме, на юте. Имел, видимо, легкий водолазный костюм и все другие необходимые причиндалы.
Впрочем, недолго эта история была в центре внимания. Мы ведь отправились в круиз отдыхать, более чем на полмесяца сократив себе зиму. Корабельная развлекательная “индустрия” действовала на всю катушку. В самом начале круиза каждая группа выбрала себе имя: “Морепроходимцы”, “Бычки в томате”, “Морские дьяволята”... Под такими названиями выпускались и стенные газеты. В каждой группе был избран кабинет министров: министр финансов, министр культуры и бытового разложения, пан спортсмен и, конечно же, путний премьер-министр.
В моей группе, например, чтоб здорово не скучать, вскоре сформированный официально кабинет министров был свергнут, и власть захватила “хунта черных полковников”. Туристы развлекали себя сами, развлекала, как могла, их дирекция круиза. Повсюду были понатыканы бары, кабачки, спиртного - вдосталь. Сексуальными мотивами был пропитан корабельный воздух - круиз... И жгучее экваториальное солнце. А по ночам - Южный Крест. Действовали души и бассейн с забортной водой. Каждая группа ставила концерт. На нашем звучали песни “Как хорошо быть Раппопортом...”, про корабельных тараканов, которых действительно было много: “Ветер свистит, лайнер скрипит, шторм надвигается...” Великолепен был праздник Нептуна с купелью, в которую швыряли черти всех и каждого. А потом зазвучала грустноватая песенка, сочиненная тут же, на “Советском Союзе”: “Уносят с палубы шезлонги, пора костюмы надевать...” Всему приходит конец.
Но еще два события до полного завершения круиза “Из зимы в лето” ожидали нас. Новогодний бал на подходе к Приморью длился до самого утра. Застолье, танцы до упаду, прощальные беседы и клятвы... А утром турбоход поставили на рейде, подошел к нему катер, и команда кагэбэшников шерстила нас часа два. Вежливые глянцевые мальчики в галстучках проверяли каждого от и до. А не было ли, например, пособников незабвенному Курилову, предавшему Родину?
До встречи Нового года оставалось столько времени, сколько должно хватить, чтобы все туристы, теперь на воздушных лайнерах, смогли бы добраться домой к праздничному столу...
Постскриптум. В 85-м грянула перестройка. Демократия, гласность, плюрализм мнений... И как-то в очень раскованном тогда журнале “Огонек” обнаруживаю вдруг отрывок из романа того самого перебежчика Курилова. Причем выполнен он в литературном плане довольно-таки неплохо, если не сказать - талантливо. Курилов оказался способным человеком и в беллетристике. Как же все происходило после того, как Курилов спустился ночью по штормтрапу в воды Тихого океана возле Филиппинских островов? Добирался до суши долго и неимоверно трудно. Но вот достиг земли, буквально-таки выполз на чужестранный берег и упал бездыханным... Обрывается повествование так: к российскому беглецу, распластанному на берегу, подъезжает полицейский джип...
А вот и отрывки из повести Станислава Курилова "Побег":
В тот день, когда мне уже в который раз отказали в визе для работы на океанографических судах дальнего плавания, мое терпение пришло к концу. Обычно мне отказывали без указания причин. На этот раз в моем личном деле была приписка-приговор: "Товарищу Курилову - посещение капиталистических государств считаем нецелесообразным". Все во мне взвилось на дыбы! Выход был только один - бежать! Куда угодно, только бежать прочь. Я почувствовал себя изгнанником и стал внутренне свободным. Оставалось одно - дождаться подходящего случая и бежать.
И случай вскоре представился. Я случайно прочел в газете объявление, что большой пассажирский лайнер идет к экватору с туристами на борту. Никаких виз не требовалось: в течение двадцати дней лайнер будет находиться в открытом океане без заходов в иностранные порты...
Маршрут предстоящего рейса держался в секрете от туристов; его не сообщили даже перед началом плавания. Известно только, что к чужим берегам лайнер не приблизится... нам была предоставлена неограниченная возможность мысленно посетить города и страны, которые проплывут мимо, где-то близко за чертой горизонта, невидимые и недостижимые.
Меньше всего лайнер был приспособлен для побега...
Мне нельзя было показывать тропики. Я чувствовал себя рожденным в неволе диким зверем, которого впервые вывели погулять на цепи в его родные джунгли. Теперь уже никакая сила не могла меня вернуть обратно.
У острова Лусон капитан неожиданно изменил курс, и мы, в первый раз за весь рейс, приблизились к берегу так близко, что даже увидели пальмы...
К борту невозможно было протиснуться - все туристы высыпали наверх и теснились, оттирая друг друга, чтобы увидеть своими глазами берег чужой земли. Через час иди два мы снова стали удаляться в океан, а остров остался в памяти, как сон, как мираж. В дальнейшем, до самого острова Сиаргао, мы видели берега только далеко на горизонте.
Лайнер приближался к десятому градусу северной широты - острову Сиаргао - той самой намеченной мной точке, где я мог бы незаметно оставить судно ночью и вблизи берега...
Через четверть часа мы должны быть на траверзе острова, если капитан не изменил курс и скорость судна. Несколько часов назад я заходил в штурманскую рубку и бросил взгляд на карту, чтобы рассчитать все необходимые данные. Но сколько я ни вглядывался в горизонт, я не видел навигационных огней и самого острова...
Я оперся левой рукой о фальшборт, перебросил тело за борт - и сильно оттолкнулся...
К счастью, прыжка никто не заметил. Акулы не плыли, как обычно, за кормой судна, и все же меня смущало то, что я оказался в районе, изобилующем тигровыми акулами. Первое время я плыл по кормовым огням удаляющегося судна. Восемь раз меня опускали и поднимали громадные волны, и только с высоты девятого вала я видел линию горизонта и гаснущие для меня огни корабля. Я медленно взбирался на водяные валы и мне казалось, что я ползу по дюнам в пустыне...
Плыл он два дня и три ночи. Позднее он работал научным сотрудником Израильского исследовательского института океанографии и лимнологии. Он погиб в январе 1998 года, работая под водой.
